Кто бы могподуматьтогда, чтоэта тройка мнебудетотпущена безмоего на тожелания. А мехматскаятрадициясработала: вдиплом мнепошла пятеркаЕфимова,котораяперевесилапоследнюютройку Крейнеса.
ЗояМихайловна относиласьи ко мне, и кВите Фирсовуявно предвзятострого. Витеэто ненравилось, ион мненесколькораз об этомговорил. А менятакоеотношениеЗоиМихайловны кнам не обижало.Потому что занесколькимислоями чрезмернойстрогостивсе-такипроглядываласьвполне определеннаядоброжелательность.
Как-то ЗояМихайловнаизловиламеня где-то вкоридоре исказала, чтовидела ужемного таких,как я,которыедумают, чтоих выручит багажзнаний.
«Эта граньмежду тем,когда вседается легко,и тем, когдавсе становитсяслишкомтрудным,может бытьпройденаочень легко.Вы меняслышите? Да,ЗояМихайловна. Япредупреждаювас по-дружески,чтобы вы этугрань непропустили.Спасибо, ЗояМихайловна. Яочень боюсьза вас. Васмогутотчислить изуниверситета.Вы меня поняли?»
И вот когдамне неставилизачет повоенке, уменямелькнуламысль: не обэтом ли меняпредупреждалаЗояМихайловна? Можетбыть, оначто-то знала?Но если этотак, то еепредупреждениебыло слишкомужзавуалировано.Сейчас ядумаю, чтоничеготакого «междустрок» в еепредупреждениине было.
С однимнесданнымзачетом повоеннойподготовке выгонятьменя было,видно, как-тонескладно. Послеседьмойпопытки военноедело мнеперенесли наосень. Аосенью зачету меняприняли спервого раза.Уж не знаю, почему.Может быть,потому чтобыло слишкомочевидно (иэто знали ужевсе), что делобыло не вмоих знаниях.
Возвращаюськ осени шестьдесятпервого года.Настал деньвторогообщегокомсомольскогособрания.Партийцы сталивести себя жестче.Кто-то из них вышелна трибуну истал битьсебя кулакомв грудь.«Ребята, –говорил он, –даю вамчестноепартийноеслово...» Онстал клясться,что исключениеЛейкина изкомсомола неповлечет засобойавтоматическоеисключениеиз университета.Видно,партийцы игэбэшники,наученныеопытомсобрания внашей группе,хотелиисключитьвозможностьвсяких отговорок.Они ужеставиливопросребром. И давалиясно понять,что тот, ктонепроголосуетзаисключение,будет уже сампервымкандидатомна выгон.
Всесомненияпредлагалосьрешатьпрямолинейно,на основаниипростоготезиса – «партиявсегда права».Придумал этоещедавным-давноодин из основоположниковсоветскойсистемы.Правда, онвпоследствиисамзасомневалсяв справедливостисвоего жетезиса. Ноудар ледорубомпо голове разрешилвсе егосомнения рази навсегда.
Кто-тоиз наших тожезасомневалсябыло в этомтезисе. Егодоводы былитакими: если сейчасуже известно,что партияошибалась впрошлом, токак можнобытьуверенным,что она неошибаетсясейчас? Тутвыступил СашаГорин исказалпримерноследующее. Мыдолжны считать,что партиявсегда праваи никакие примерыиз прошлогоне должныпомешать этому.Это ужезвучалосовсем, как впьесе ЕвгенияЗамятина: «Даесли бы мнецерковьсказала, чтоу меня толькоодин глаз – ябы согласилсяи с этим, я быуверовал и вэто. Потомучто хотя я итвердо знаю,что у менядва глаза, ноя знаю еще тверже,что церковь –не можетошибаться".
Япыталсяпонять, чтоозначает этоСашино выступление.Действительноли он такдумал? Аможет быть,он ерничал? Ипытался ссерьезнымвидом представитьвсем нам этоутверждениев наиболее выпуклойформе, чтобыбыла явновидна егонелепость?Тогда я так ине понял,каково былоистинноенамерениеСаши Горина.А сейчас ядумаю, что,наверное,Саша пыталсянамнамекнуть,что мыпоставлены вситуацию, когдадолжныпризнать, чтоу нас одинглаз. И ничегос этим, мол, неподелаешь.
Почтивсе поднялируку заисключениеМиши изкомсомола. Фактическивсех заставилиподнять руку,поставивпереднечеловеческимвыбором. Ты,Сережа,дваждыоказался навысоте: и тогда,в шестьдесятпервом, когдапроголосовал«против», исейчас, когдаотказалсяосуждатьсвоиходнокурсников,которыепроголосовали«за».
Я сбежал ссобранияперед самымначалом голосования.Как только я спустилсявниз инаправился квыходу изаудитории, комне подбежалодин изгэбэшников. Аможет быть,это был непрофессиональныйгэбэшник, апредставительзавода «Серпи молот»? Он спросил,куда это, мол,я ухожу. Ясказал, что тороплюсьна репетициюоркестра. Онстал уговариватьменявернуться наместо, посколькуголосованиедолжно былоначаться с минутына минуту.Слегка поприпирались.Он попросилменя сказать,какого ямнения обо всеми как ясобиралсяголосовать. Ясказал, чтотороплюсь иубежал.
Наследующийдень я узналот своихкакие-то подробности.Оказалось,что АндрейТоомвоздержалсяприголосованиизаисключение.Это меня,признаться,удивило. Ябыл знаком сАндреем еще суниверситетскогоматематическогокружка. И мнекак-то неприходило вголову говоритьс ним открытонаполитическиетемы, как яговорил,скажем, сдругимикружковцами –МарикомМельниковым,Валей Вулихманом,ВитейФирсовым,ВолодейСафро. Это незначит, что япобаивалсяговорить обэтом. Простомне этоникогда неприходило вголову. А тут получилосьтак, чтоАндрей нетолькооказался в оппозициик властям, нои смогпозволитьсебе открытовыступитьпротив них всамыйопасный инапряженныймомент.
Андрей Тоомговорит поэтому поводутак (www.de.ufpe.br/~toom/scandals/leikin/LEIKIN.DOC):
«Мысленноподводя длясебя итогивсей этой истории,я самому себенепонравился.Уж очень ябыл промежуточный– и нашим ивашим и пятыми десятым».
Что здесьможносказать о егозаявлении?Ну, с художественныхпозиций онозвучит как-токривовато. (Кстати,я не правлю нигдев моем письменезначительныеграмматическиеогрехи в цитатах.)